У пользователя
holera_ham нашел заинтересовавшую меня цитату:В 7 часов утра женщины и дети приносят завтрак в поле, и все сбиваются в одну кучу. Завтрак вкусный. Едят блины со сметаной, молоко с налесничками, или пирожками, и каленые яйца. (с)
Ф.Д. Бобков «Из записок бывшего крепостного»
Ф.Д. Бобков «Из записок бывшего крепостного»
Нашёл названную книжку. Правда, очень интересно. Есть здесь. Если кому в оригинале удобнее, то здесь, журнал "Историеский Вестник" на Рунивес, рекомендую. Сперва про неё (про книжку):
Публикуется по: Исторический вестник. 1907. № 5. С. 446—474; № 6. С. 734— 764; № 7. С. 143—164. Автограф не обнаружен. Публикатор записок Ф.Д. Бобкова — Михаил Федорович Чулицкий, бывший судебный следователь, напечатавший в «Историческом вестнике» несколько собственных мемуарных очерков.
Публикация записок Ф.Д. Бобкова была предварена вступительной заметкой Чулицкого:
«Федор Дмитриевич Бобков, бывший крепостной дворовый человек штабс-капитана П.Н. Глушкова, родился в деревне Крапивново, Юрьевецкого уезда Костромской губернии, в 1831 или в 1832 году и умер в Москве в 1898 году. Пятнадцати лет он был вытребован из деревни для услуг в качестве мальчика в Москву, где постоянно проживали его господа, Глушковы. Через несколько лет он был сделан лакеем и оставлен у Глушковых в услужении по найму и после 19 февраля 1861 до 1865 года, когда получил должность помощника начальника станции на железной Дороге. Впоследствии он занялся постройками и подрядами и умер довольно состоятельным человеком в звании купца 1-й гильдии.
Читать и писать он выучился самоучкой при помощи малограмотного брата еще в деревне, когда ему было лет 14. Имея страстное желание учиться, он не смел заикнуться об учении. Ему оставалось только читать. И он читал все, что только попадалось ему под руку. Пользуясь господской библиотекой и доставая книги у разных лиц, он наряду с романами читал и Гумбольдта, и Бокля, и популярную медицину, и механику. Принимаясь за чтение книги, он всегда добросовестно дочитывал ее до конца, хотя бы и не понимал ее. Одновременно со страстью к чтению у него появилась потребность и к писанию. Он завел дневник, ежедневно нося в него все, на чем останавливалось его внимание, что производило на него впечатление.
Дневник этот он добросовестно вел до конца своей жизни. Кроме того, он писал статьи, пьесы, драмы и стихи. Стихов писал он много и писал их чуть ли не каждый день. Выдержка из его стихов поставлена в виде эпиграфа в книге [Г.А.] Джаншиева «Эпоха великих реформ». После смерти Бобкова остался целый сундук его писаний. В моем распоряжении был дневник до 1882 г. Мною сделаны лишь краткие извлечения из этого громадного количества листов, написанных хотя и понятным языком, но заключающих в себе много лишнего балласта в виде поэтических описаний природы и личных его любовных похождений.
Дневник интересен с двух точек зрения. Он рисует, во-первых, бытовую сторону крестьян и помещиков того времени и описывает отношения между господами и крестьянами. Во-вторых, в нем мы знакомимся со взглядами простого человека на пережитые им события того времени. Конечно, самым интересным в этом отношении является год освобождения крестьян от крепостной зависимости. Описывая события 1861 года, он приводит слышанные им слова и речи Погодина и других видных деятелей того времени.
Бобков, замечу в заключение, был настоящий русский человек»..
Публикация записок Ф.Д. Бобкова была предварена вступительной заметкой Чулицкого:
«Федор Дмитриевич Бобков, бывший крепостной дворовый человек штабс-капитана П.Н. Глушкова, родился в деревне Крапивново, Юрьевецкого уезда Костромской губернии, в 1831 или в 1832 году и умер в Москве в 1898 году. Пятнадцати лет он был вытребован из деревни для услуг в качестве мальчика в Москву, где постоянно проживали его господа, Глушковы. Через несколько лет он был сделан лакеем и оставлен у Глушковых в услужении по найму и после 19 февраля 1861 до 1865 года, когда получил должность помощника начальника станции на железной Дороге. Впоследствии он занялся постройками и подрядами и умер довольно состоятельным человеком в звании купца 1-й гильдии.
Читать и писать он выучился самоучкой при помощи малограмотного брата еще в деревне, когда ему было лет 14. Имея страстное желание учиться, он не смел заикнуться об учении. Ему оставалось только читать. И он читал все, что только попадалось ему под руку. Пользуясь господской библиотекой и доставая книги у разных лиц, он наряду с романами читал и Гумбольдта, и Бокля, и популярную медицину, и механику. Принимаясь за чтение книги, он всегда добросовестно дочитывал ее до конца, хотя бы и не понимал ее. Одновременно со страстью к чтению у него появилась потребность и к писанию. Он завел дневник, ежедневно нося в него все, на чем останавливалось его внимание, что производило на него впечатление.
Дневник этот он добросовестно вел до конца своей жизни. Кроме того, он писал статьи, пьесы, драмы и стихи. Стихов писал он много и писал их чуть ли не каждый день. Выдержка из его стихов поставлена в виде эпиграфа в книге [Г.А.] Джаншиева «Эпоха великих реформ». После смерти Бобкова остался целый сундук его писаний. В моем распоряжении был дневник до 1882 г. Мною сделаны лишь краткие извлечения из этого громадного количества листов, написанных хотя и понятным языком, но заключающих в себе много лишнего балласта в виде поэтических описаний природы и личных его любовных похождений.
Дневник интересен с двух точек зрения. Он рисует, во-первых, бытовую сторону крестьян и помещиков того времени и описывает отношения между господами и крестьянами. Во-вторых, в нем мы знакомимся со взглядами простого человека на пережитые им события того времени. Конечно, самым интересным в этом отношении является год освобождения крестьян от крепостной зависимости. Описывая события 1861 года, он приводит слышанные им слова и речи Погодина и других видных деятелей того времени.
Бобков, замечу в заключение, был настоящий русский человек»..
Всё не перецитируешь, но несколько цитат попробую привести:
.... Я очень смутно помню мое детство, и первые мои воспоминания относятся к 1843 году, когда мне было 11 или 12 лет.
Доска, прибитая к полосатому столбу, криво стоящему на краю родной моей деревни, гласила следующее: "Деревня Крапивново штабс-капитана Н.П. Глушкова. Дворов 43, ревизских душ мужеска пола 93, женска 107"...
...
Кроме матушки, грамоту знал мой старший брат, за обучение которого отец уплатил старику-раскольнику 12 рублей. Не видя никакой практической пользы из этого знания, отец решил больше никого из нас не учить. Учиться я начал благодаря простому случаю. Отец занимался иногда торговлей и поэтому посещал базары. Купит на одном коров штуки 4, а на другом продаст их с барышом, или купит партию овчин штук в 50, а затем распродаст поштучно. Особенно большой базар бывал в селе Вичуге, в субботу перед Масленицей. Субботу эту называли широкою. На базаре в этот день не столько торговали, как гуляли, так как все женившиеся парни непременно везли туда своих молодых жен на хороших санях, убирая лошадей. Сначала шло катанье по улицам, а затем молодые со всей родней отправлялись в трактир угощаться чаем, ерофеичем и наливками. Наступления этой субботы все ждали с нетерпением, так как каждый хотел ехать смотреть гулянье молодых. Отец мой, как торговец, не интересовался гуляньем и поэтому ехать не собирался, но тут произошел особенный случай.
В ночь на эту субботу везде в деревнях ждали светопреставленья. Все готовились, каждый по-своему, предстать пред Всевышним Судом со всеми своими грехами. Один из мужичков, Комок, веселого нрава, любящий и выпить, и песню спеть, хотел и собирался ехать на базар, но очень боялся светопреставления. Тем не менее он на ночь задал овса лошади, рассуждая, что если Господь и покончит существование земли с грешными людьми, то во всяком случае отпущенная мерка овса будет причислена к добродетели, так как поведено и скота миловать. С тяжелою душою он поужинал и, несмотря на сопротивление жены, допил водку, говоря, что беречь незачем и что вино святые отцы пили. Тотчас же он крепко уснул. Под утро ему стали мерещиться разные ужасы, и он проснулся. Небо перед восходом солнца горело красным огнем. Он принял это за пожар вселенной, в ужасе вскочил и закричал: "Федосья! прости меня! Я действительно любился с Анюткой!" Он бросился на колени перед иконами и велел жене будить детей. "Разве не видишь? Небо горит!" -- "Что ты, с ума сошел, что ли? -- отвечает Федосья. -- Это солнце восходит". -- "Слава Богу! Это только сон был! -- закричал он. -- Скорей одеваться! Едем на базар!" И он бросился запрягать лошадей. Жена, узнав об измене мужа, надулась и отказалась с ним ехать. Поэтому Комок поехал один. Торопясь, он забыл дома кнут. Проезжая мимо нашего дома, он остановился, чтобы взять из хвороста прут. Отец спросил его, куда он едет, и, узнав, что на базар, попросил взять его с собой. Комок с удовольствием согласился, и они уехали. На базаре отцу купить ничего не пришлось. Рассматривая лубочные картины и книжки с картинками, он поверил уверениям продавца, что книги очень интересны, и купил "Еруслана Лазаревича" и "Бову Королевича". Отец любил слушать чтение сказок. По воскресеньям после обеда старший брат мой стал читать вслух купленные сказки. Слушать их приходили и соседи. Некоторые места мне очень нравились: "На восходе зари утренней вставал Еруслан Лазаревич, садился на коня скорохода, надевал ружье самопальное, ехал горами, долами и тихими заводями и бил уток, гусей и белых лебедей". Вот и сосед наш, дядя Егор, тоже бьет тетеревей, думалось мне, и страстно хотелось охотиться.
После первого же чтения брата я стал приставать к нему за разъяснением о способе обучения грамоте. Брат объяснил, что прежде всего надо выучить азбуку. Я стал просить его выучить меня, и он по оставшимся отрывкам азбуки объяснил мне название букв. С этого времени я все свободное время посвящал зубрению. К концу Великого поста я уже читал, а на Святой мог бегло прочитать Псалтирь. Я был счастлив. Кроме "Еруслана Лазаревича" и "Бовы Королевича", прочитал с замиранием сердца и сказку с удалыми песнями о Стеньке Разине. Потом по моей просьбе брат написал скорописно азбуку. Потихоньку на всяком попадавшемся мне под руку клочке бумажки я писал. Поздно вечером, когда отец засыпал, я зажигал лучину и писал. При малейшем шорохе я гасил лучину. В течение целой зимы я учился читать и писать. Однажды пришел сосед и попросил написать записку в контору Коновалова выслать ему утку для миткаля, который он ткал для конторы. Я написал и с нетерпением ждал ответа. Боялся, что не разберут моего писания. Когда я узнал, что записка прочитана и утка послана, я был очень счастлив и стал считать себя великим грамотеем. ..
Доска, прибитая к полосатому столбу, криво стоящему на краю родной моей деревни, гласила следующее: "Деревня Крапивново штабс-капитана Н.П. Глушкова. Дворов 43, ревизских душ мужеска пола 93, женска 107"...
...
Кроме матушки, грамоту знал мой старший брат, за обучение которого отец уплатил старику-раскольнику 12 рублей. Не видя никакой практической пользы из этого знания, отец решил больше никого из нас не учить. Учиться я начал благодаря простому случаю. Отец занимался иногда торговлей и поэтому посещал базары. Купит на одном коров штуки 4, а на другом продаст их с барышом, или купит партию овчин штук в 50, а затем распродаст поштучно. Особенно большой базар бывал в селе Вичуге, в субботу перед Масленицей. Субботу эту называли широкою. На базаре в этот день не столько торговали, как гуляли, так как все женившиеся парни непременно везли туда своих молодых жен на хороших санях, убирая лошадей. Сначала шло катанье по улицам, а затем молодые со всей родней отправлялись в трактир угощаться чаем, ерофеичем и наливками. Наступления этой субботы все ждали с нетерпением, так как каждый хотел ехать смотреть гулянье молодых. Отец мой, как торговец, не интересовался гуляньем и поэтому ехать не собирался, но тут произошел особенный случай.
В ночь на эту субботу везде в деревнях ждали светопреставленья. Все готовились, каждый по-своему, предстать пред Всевышним Судом со всеми своими грехами. Один из мужичков, Комок, веселого нрава, любящий и выпить, и песню спеть, хотел и собирался ехать на базар, но очень боялся светопреставления. Тем не менее он на ночь задал овса лошади, рассуждая, что если Господь и покончит существование земли с грешными людьми, то во всяком случае отпущенная мерка овса будет причислена к добродетели, так как поведено и скота миловать. С тяжелою душою он поужинал и, несмотря на сопротивление жены, допил водку, говоря, что беречь незачем и что вино святые отцы пили. Тотчас же он крепко уснул. Под утро ему стали мерещиться разные ужасы, и он проснулся. Небо перед восходом солнца горело красным огнем. Он принял это за пожар вселенной, в ужасе вскочил и закричал: "Федосья! прости меня! Я действительно любился с Анюткой!" Он бросился на колени перед иконами и велел жене будить детей. "Разве не видишь? Небо горит!" -- "Что ты, с ума сошел, что ли? -- отвечает Федосья. -- Это солнце восходит". -- "Слава Богу! Это только сон был! -- закричал он. -- Скорей одеваться! Едем на базар!" И он бросился запрягать лошадей. Жена, узнав об измене мужа, надулась и отказалась с ним ехать. Поэтому Комок поехал один. Торопясь, он забыл дома кнут. Проезжая мимо нашего дома, он остановился, чтобы взять из хвороста прут. Отец спросил его, куда он едет, и, узнав, что на базар, попросил взять его с собой. Комок с удовольствием согласился, и они уехали. На базаре отцу купить ничего не пришлось. Рассматривая лубочные картины и книжки с картинками, он поверил уверениям продавца, что книги очень интересны, и купил "Еруслана Лазаревича" и "Бову Королевича". Отец любил слушать чтение сказок. По воскресеньям после обеда старший брат мой стал читать вслух купленные сказки. Слушать их приходили и соседи. Некоторые места мне очень нравились: "На восходе зари утренней вставал Еруслан Лазаревич, садился на коня скорохода, надевал ружье самопальное, ехал горами, долами и тихими заводями и бил уток, гусей и белых лебедей". Вот и сосед наш, дядя Егор, тоже бьет тетеревей, думалось мне, и страстно хотелось охотиться.
После первого же чтения брата я стал приставать к нему за разъяснением о способе обучения грамоте. Брат объяснил, что прежде всего надо выучить азбуку. Я стал просить его выучить меня, и он по оставшимся отрывкам азбуки объяснил мне название букв. С этого времени я все свободное время посвящал зубрению. К концу Великого поста я уже читал, а на Святой мог бегло прочитать Псалтирь. Я был счастлив. Кроме "Еруслана Лазаревича" и "Бовы Королевича", прочитал с замиранием сердца и сказку с удалыми песнями о Стеньке Разине. Потом по моей просьбе брат написал скорописно азбуку. Потихоньку на всяком попадавшемся мне под руку клочке бумажки я писал. Поздно вечером, когда отец засыпал, я зажигал лучину и писал. При малейшем шорохе я гасил лучину. В течение целой зимы я учился читать и писать. Однажды пришел сосед и попросил написать записку в контору Коновалова выслать ему утку для миткаля, который он ткал для конторы. Я написал и с нетерпением ждал ответа. Боялся, что не разберут моего писания. Когда я узнал, что записка прочитана и утка послана, я был очень счастлив и стал считать себя великим грамотеем. ..
Многие несправедливости описывает крестьянский сын:
-- Слезай и снимай шапку, -- скомандовал он. -- Видишь тот дом вдали. Это господский.
-- Да ведь далеко. Мы бы во двор въехали.
-- Молчи. Исстари ведется, что на господский двор мужики должны входить пешком и без шапки.
-- Да ведь далеко. Мы бы во двор въехали.
-- Молчи. Исстари ведется, что на господский двор мужики должны входить пешком и без шапки.
Мне дати чашку чаю и три баранки. Я старался пить так, как пьют остальные. Выпив две чашки, я поблагодарил и перекрестился большим крестом.
-- Раскольницок, -- насмешливо заметил дворецкий.
Я присматривался ко всему окружающему. Семья господ состояла из барина, барыни, трех сыновей и дочери. Старший сын, Александр, учился в Дворянском институте, а дочь в Екатерининском. У старшего был репетитор-студент, который жил у господ, к младшим, Николаю и Сергею, ходили два учителя. Кроме того, была немка, которая давала уроки немецкого языка и в то же время была экономкой. Дворецкий сам-четверт, повар сам-четверт, Василий эконом сам-третей, кухарка в людской, кучер, форейтор, два дворника, три лакея, три горничных, меня еще прибавили, еще хотят выписать. Я недоумевал, к чему так много людей держать.
Пока меня заставили носить воду, щепать лучину, чистить ножи. Кликали меня Федькой. Мне это было очень неприятно. В деревне ко мне приходили из других деревень с просьбой прочитать и написать письма, угощали меня, ухаживали за мной, звали Федором Дмитриевичем, а здесь -- деревенский чурбан, Федька. Я чувствовал, как давило мне в горле и подступали слезы к глазам..
-- Раскольницок, -- насмешливо заметил дворецкий.
Я присматривался ко всему окружающему. Семья господ состояла из барина, барыни, трех сыновей и дочери. Старший сын, Александр, учился в Дворянском институте, а дочь в Екатерининском. У старшего был репетитор-студент, который жил у господ, к младшим, Николаю и Сергею, ходили два учителя. Кроме того, была немка, которая давала уроки немецкого языка и в то же время была экономкой. Дворецкий сам-четверт, повар сам-четверт, Василий эконом сам-третей, кухарка в людской, кучер, форейтор, два дворника, три лакея, три горничных, меня еще прибавили, еще хотят выписать. Я недоумевал, к чему так много людей держать.
Пока меня заставили носить воду, щепать лучину, чистить ножи. Кликали меня Федькой. Мне это было очень неприятно. В деревне ко мне приходили из других деревень с просьбой прочитать и написать письма, угощали меня, ухаживали за мной, звали Федором Дмитриевичем, а здесь -- деревенский чурбан, Федька. Я чувствовал, как давило мне в горле и подступали слезы к глазам..
Ещё пишет:
Осенью, когда окончилась постройка нового большого дворца в Кремле, приехал Государь Император Николай Павлович. В 10 часов вечера, при ярком свете луны, увидел я Царя в шинели и белой фуражке, ехавшего с каким-то генералом. Народ кричал "ура". Коляска четвериком быстро пронеслась по Тверской мимо меня. Я хоть и мельком видел Царя, но был очень счастлив. .
С осени барыня покупку припасов возложила на меня. Цены были на все недорогие.
Дрова -- 1 сажень 16 рублей ассигнациями, 1 воз сена 44 -- 50 копеек ассигнациями, 1 воз соломы 1 рубль серебром, 1 четверть овса 9 рублей ассигнациями, 1 пуд муки 36 копеек ассигнациями, 1 фунт сахара 24 копейки серебром, четверть ведра водки 1 рубль 13 копеек серебром, 1 пуд говядины 5 рублей 30 копеек ассигнациями, 100 штук яиц 1 рубль серебром, 1 пуд сальных свечей 13 рублей ассигнациями.
Зимою, несмотря на морозы, барыня посылала меня каждый день на базар. Чтобы согреться, я заходил в трактир пить чай с баранками. Так как барыня не давала на это денег, я, издерживая на себя 20 копеек, барыне показывал не настоящие цены, а немного выше. Закупая все припасы, я увидел, как дорого стоит барыне содержание дворни.
...6 декабря по Москве распространился слух, что граф Закревский велел подать в отставку коменданту за то, что он наказывает людей своих ежедневно. Пичулин был выслан из Москвы за жестокое обращение с людьми. У него была привычка каждый раз, когда с него снимали сапоги, толкать носком сапога в лицо. Как-то он много проиграл в клубе и, приехавши домой, так ткнул сапогом в лицо лакею, что тот упал замертво и не приходил в сознание всю ночь. Жена его утром побежала к камердинеру графа Закревского и пожаловалась. Граф велел освидетельствовать человека и, узнав, что Пичулин вообще со всеми обращался жестоко, выслал его в деревню.
В "Полицейском листке" печатается, что продаются муж повар 40 лет, жена прачка и дочь, 16 лет, красивая, умеющая гладить и ходить за барыней. Я догадался, что это девушка Аполлинария, знакомых господ. Барин раньше ни за что не соглашался ее продать, а теперь, вероятно, уже надоела, или он нашел новую и продает.
.... Да, плохо другим крепостным приходилось! Недавно Н.И. Сабуров выпорол в части трех мужиков за то, что они не сняли шапки перед проходившей через двор его любимой экономкой. На оправдание их, что они не узнали ее, так как она была закутана платком, им было сказано, что после порки они будут узнавать ее и в том случае, если на ней будет сотня платков. А экономка-то сама из крестьянских девушек. Хороша.
Вечером пошел в театр. Шла нарочно написанная на тему текущих событий пьеса. Семьи провожают идущих на войну рекрут и плачут, а помещик (Самарин) воодушевляет их и обещает разные льготы. Все кричат, что готовы умереть за Царя и Отечество. Многие из зрителей плакали.
Ходил в баню и там от дворецкого гг. Ивинских наслышался много рассказов о рязанских помещиках. Говорил, что помещик Еропкин, кроме оброка с крестьян, брал столько, сколько хотел. Как только узнавал, что у кого-нибудь заводились деньги, сейчас же придирался к какому-нибудь случаю и брал выкуп, то за освобождение от обучения башмачному мастерству, то за освобождение от житья при дворе. Один из его крестьян занимался извозом и имел до 30 лошадей. Он постоянно был в отлучке и редко приезжал домой к братьям, которые тоже были хорошие, исправные мужики. Приехал он как-то домой во время поста и узнал от старосты, что барин не только не даст ему больше паспорта, но даже хочет отобрать лошадей. Задумался мужик, посоветовался с братьями и решил уехать немедленно без паспорта. Братья поехали его провожать. Не успели они целым обозом отъехать верст пять, как их догнал барин с дворовыми. Барин начал было бить хлыстом мужика, а тот хватил его дубиною так, что тот упал без чувств. Начался было суд, который, однако, приостановлен по желанию предводителя дворянства.
Помещик же Волховской очень любил девушек и не пропускал ни одной. У него было правило, что выходившая замуж девица в первую ночь должна была идти на поклон к барину. Случилось, что вышла одна замуж за смелого парня, и он ее после венца не пустил к барину, несмотря на присылку за нею сначала старосты, а потом лакея. Барин, рассерженный неповиновением, сам прибежал за бабой. Муж отдул барина плетью и на другой же день был отправлен в город и сдан в солдаты.
Слушая рассказы эти, я вспомнил красивую Настю, которую сослал в Сибирь ее барин Дурнов за то, что она отказала ему в его требованиях и сошлась с дворовым Фомой, от которого забеременела. Я проведывал ее в пересыльной тюрьме. В сером зипуне она конфузилась и краснела, а у меня от жалости стояли слезы на глазах.
27 марта прибыл в Москву Государь Император. 29 марта был в манеже парад лейб-гренадерского полка и освящение нового знамени. 31 марта был парад на Театральной площади. Я ходил за провизиею, остановился и вместе с другими стал ждать проезда Государя. Вот раздалось громкое "ура", и приехал Государь. Он сел на коня, и войска стали проходить мимо него. Я был так воодушевлен, что мне опять захотелось быть солдатом и я готов был тотчас же идти сражаться.
Долго меня волновали разные думы о воле. Господа между собою тихо и осторожно, чтобы прислуга не слышала, говорят по этому поводу. Государь щедрою рукою сеет добро и милости... Заключил мир, хотя мы могли бы еще долго бороться с неприятелем. Освободил много заключенных и возвратил многих из ссылки. Поэтому, может быть, освободит и нас. Тогда царствование его будет славное во веки веков...
....В декабре (1857 г.) прислуживал на вечере у Н.А. Усова. Было много гостей, и очень много разговаривали по поводу дворянских губернских комитетов, занимающихся рассмотрением вопроса об устройстве крестьян. В трактире у Триумфальных ворот собравшиеся дворовые разных господ читали напечатанное в газетах предложение нижегородскому дворянству заняться рассмотрением вопроса об устройстве быта крестьян. По этому поводу много разговаривали.
-- Это доказательство, что будет скоро воля, -- сказал один.
-- Ну, этого нельзя сказать. Пока идут одни только рассуждения, -- ответил другой.
-- Какие рассуждения, -- вмешался ивинский повар. -- Воля непременно будет, потому что и француз при заключении мира советовал это сделать. А то, говорит, будете вы хуже турок.
-- А что это значит, что помещикам будет предоставлена полицейская власть? -- спросил кто-то. -- Ведь полиция и теперь есть и порет розгами отлично.
-- А ты подержи лучше язык за зубами, -- посоветовал кондитер.
-- Говорят, что воля объявлена будет по всей России в три дня, будут разъезжать герольды и читать манифест. Говорят, что все уже готово и помещики знают, только молчат.
-- Говорят, что, кроме воли, дворовым дадут землю и каждому по 100 рублей, -- заметил повар. -- Я земли не возьму, спрошу чистые деньги. Я первым делом куплю штоф водки, подойду к кабинету барина и при нем выпью стаканчик за здоровье Государя Императора. Барину же пожелаю всего хорошего.
-- Как освободят, сам присмиреешь. Такие шли разговоры.
Однажды, когда у барыни были гости, она позвала меня и велела подать для прочтения мои стихи: "Как я приехал в Москву". Илья Васильевич Селиванов прочитал их, назвал меня поэтом и подарил мне свое сочинение "Провинциальные воспоминания". Барыне нравились мои стихи, так как в них я восхищался ее красотою. 31 декабря я, как и в предыдущие дни, летал в облаках. Встречая новый год, меня призвали и велели прочитать сочиненные мною стихи:
Что-то новый год готовит,
Что-то, что-то он пошлет,
Беда новая изловит,
Или счастье меня ждет и т.д.
....5 марта, воскресенье. Конец Масленой. День знаменательный. Сегодня объявлен Высочайший манифест, подписанный Государем 19 февраля. Утром, когда я подавал самовар господам, разносчик принес "Московские ведомости". Из девичьей выглянула Клавдия и позвала меня. "Прочитайте скорее, -- сказала она, указывая на газету. -- Говорят, есть объявление о воле". Я развернул газету и увидел манифест. К газете был приложен и отдельно отпечатанный экземпляр манифеста. Я торопливо и тихонько прочитал девушкам манифест и затем, молча подав газету господам, вышел в девичью. Сейчас же вошел туда Александр Петрович и поздравил нас с волею. Когда я убирал со стола, Марья Александровна спросила меня, радуются ли люди. Я ответил, что они удивлены и поражены неожиданностью. Она же попросила меня растолковать хорошенько им, чтобы .они не напились. В 10 часов утра я пошел в квартал взять "Положение" о крестьянах, которое, как было объявлено в газете, продавалось по 1 рублю за экземпляр. Дорогою зашел в Вознесенскую церковь, которая была полна народа. В квартале была давка и говор. В толпе рассказывали, что манифест и "Положение" о крестьянах были привезены экстренным поездом. Газеты печатали всю ночь, чтобы поспеть приложить экземпляры манифеста. Полиция должна была наклеить объявления на всех видных местах к 6 часам утра. Кабаки велело было не открывать до 1 часа дня. Войска были в сборе. Возвращаясь с купленною в зеленой обложке книгою домой, я встретил человек 12 солдат с ружьями.
....Я вижу грустно, что теперь
Мне отворилася уж дверь
Из дома, сердцу дорогого,
Куда из края я родного
И от родных был привезен
И там в лакеи возведен,
Где прожил столько лучших лет,
Где погубил свой жизни цвет.
Душой и телом я изношен,
Как кость обглоданная брошен.
По вечерам много говорили, спорили и под конец решили издавать еженедельный журнал "Идея". Издание, однако, не состоялось, хотя я и написал для первого номера следующие стихи:
Я из крестьян попал в лакеи,
Скинув лапти и кафтан,
Ездил в шляпе и ливрее
За каретой, как болван.
В белом галстуке, жилете,
Куда я не попадал?!
Много шлялся я на свете
И чего я не видал!
На балах был, на банкетах,
На семейных вечерах,
У ученых в кабинетах,
На больших похоронах.
Много чудного там слова
Приходилось слышать мне,
Слова вольного, живого,
О родной все стороне.
Много думал я в свой век,
Всякой всячины слыхал;
Но что я -- тож человек
Только ныне я узнал,
Прочитавши чудный, славный,
Знаменитый манифест,
Коим царь наш православный
С нас свалил тяжелый крест.
......От министра двора мною получено было объявление, что Государю Императору было богоугодно за мои стихи благодарить.
Живу пока в Москве. В окружном суде разбирается политическое дело о Нечаеве, Успенском и прочих злодеях. Напрасно эти господа все валят на народ. Эти не народные герои.
В течение 1872 и 1873 года все время провел на работах по линиям железных дорог и по окончании работ, в январе 1874 года, переехал в Москву. Иван Самойлович Зиберт выдал мне обещанные проценты с чистого барыша в размере 3750 рублей. Теперь уж я богатый человек. Всего у меня 6000 рублей.
По поручению Зиберта строю для него дачу в Сокольниках. Занялся также подрядами. Вместе с Урвачевым взял с торгов подряд на поставку 4230 штук стекол для строящегося храма Христа Спасителя. При заказе зеркальных стекол в Бельгии Урвачев, переводя вершки на сантиметры, ошибся на 1/8. Очень возможно, что он сделал это с умыслом, имея в виду, с одной стороны, избегнуть обрезков толстого стекла и, с другой -- уменьшить вес груза, так как пошлину приходилось платить с пуда. Так или иначе, но стекла оказались маломерными и неподходящими, и поэтому комиссия отказала в приемке их. Здесь мне пришлось убедиться, какие большие взяточники и смотрители и десятники. Стекла все были приняты.
Последовал указ о всеобщей воинской повинности. Купцы ропщут. Рекрутские квитанции поднялись до двенадцати тысяч рублей.
Изменение правил о кабаках уменьшило их количество. Не думаю, одна ко, чтобы это способствовало к уменьшению пьянства в народе, который с каждым днем все больше и больше пьянствует и развратничает и все меньше и меньше работает. Леность неимоверная.
И. Т.Д. Всё не перепишешь.
истоники: 1, 2, 3,
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
Best
leonid_vlad
December 9 2022, 11:45:10 UTC 1 year ago
И даст Бог, напишу.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →